потому что во сне одни психопаты грызут других, и ты просыпаешься от грызни
наблюдать, как тут месят, считают месяцы до начала большой резни
что я делаю здесь со своею сверхточной оптикой, отпусти меня, упраздни
Вера Полозкова, «Рябью»
— Замечал сколько разговоров об эмпатии? Сначала писали об эмпатии к пользователям – для кого проектируют сайт или приложение – и обращались в основном к проектировщикам и инженерам. Мол, заметьте в своей работе живых людей, отвлекитесь от железок и кода. Но сейчас эти разговоры перекинулись чуть ли не на каждого, кто занимается интеллектуальным трудом, и посыл стал шире: видь человека, его чувства и потребности, учитывай это в общении и работе.
— Я пробовал разобраться в дискурсе, который принято называть «эмоциональным интеллектом». К сожалению, мне не удалось найти ничего, кроме определений и хвалебных од тому как важно обладать этой самой эмпатией. Как будто после прочтения строк о том как важно вчувствоваться в то, что ощущает оппонент, после определений и напутствий, можно начать это делать. Ничего реально не происходит после такого чтения, как мне кажется. Это раз.
А две, это то, что те, кто реально обладает состраданием – да, у этого уже есть название, но видимо оно запятнано религиозной коннотацией, и нон-фикшн литературе потребовалось новое слово – так вот, те, кто сострадают, не нуждаются в ликбезе. А те, кто невосприимчив, что им даст чтение? Как они смогли бы прочитать и понять без чувственного опыта априори о чем вообще идёт речь, о каком виде ощущениЙ. Как, например, можно познать через чтение вкус груши? Таким людям нужен особый труд, чтобы добраться до способности искренне сочувствовать.
А две, это то, что те, кто реально обладает состраданием – да, у этого уже есть название, но видимо оно запятнано религиозной коннотацией, и нон-фикшн литературе потребовалось новое слово – так вот, те, кто сострадают, не нуждаются в ликбезе. А те, кто невосприимчив, что им даст чтение? Как они смогли бы прочитать и понять без чувственного опыта априори о чем вообще идёт речь, о каком виде ощущениЙ. Как, например, можно познать через чтение вкус груши? Таким людям нужен особый труд, чтобы добраться до способности искренне сочувствовать.
— Не слишком ли ты строг? Я думаю, что, если говорить о чем-то во всеуслышание и постоянно, на это со временем обратят внимание всё больше людей. Так будет хоть какой-то шанс раскачать массы и сдвинуться с мертвой точки.
— А что толку много говорить об этом? Вот что реально происходит: для способных воспринимать тему сильно перегревают, а «толстокожим» – хоть об стенку горох.
— Как-то ты резко проводишь черту! … А что значит «перегревают»?
— Ну, смотри. Вот есть сервис, который я развиваю как проектировщик. Рассказывают мне историю про девочку, пользовавшуюся этим сервисом. Про детей вообще страшное дело несчастливые истории слушать, особенно если ты сам родитель. И ты из этой истории так проникаешься к тому, что случилось в этой семье, что больше ни о чем думать не можешь. Становишься защитником этой группы людей и гонителем всех, кто другие интересы и позиции в этом сервисе занимает. Ты словно рыцарь, которого вдруг посвятили, начинаешь свой крестовый поход. Забываешь о холодном рассудке, о логике и вообще о том, чтобы двигаться рационально, системно. Это приводит к искажениям в рассуждениях, их называют «обманчивой изобразительностью», по-английски ‘misleading vividness’. Какой, спрашивается, в этом толк?
— Я считал, что такие живые истории как раз служат для того, чтобы раскачать аудиторию, включить сочувствие.
— А происходит вот что. Те, кто могут сочувствовать, рискуют отхватить эмоциональный шок, а как следствие рассудочный паралич. Когда организм бомбардируют гормоны, трудно соображать. А про остальных я уже сказал.
— Я так понял, что адепты эмоционального интеллекта как раз и говорят о том, что ты не должен при сопереживание переходить границу и вовлекаться в эмоциональный шквал. Ты должен выстоять, не потонуть, но воспринять.
— Да, я слышал эту метафору о том, что корабль не тонет, пока вода снаружи, а не внутри. Красивый образ, но требует недюженной сноровки в применении.
— Почему ты считаешь, что не все могут развить в себе эмпатию?
— Я не утверждаю, что ее невозможно развить. Но для ее развития нужно приложить усилия, совершить работу. Из своего опыта знаю, что черственность удаётся убрать практикой особых медитаций, когда ты учишься изо дня в день воспринимать всё равностно, безоценочно. Это большой труд, и даже оказавшиеся в затруднительном положении люди не всегда находят силы и волю заняться подобными практиками или йогой. Что уж говорить о большинстве.
— Неужели для тех, кто не ощущает сочувствия и хочет развить это, нет надежды? Что бы ты им рекомендовал?
— Порекомендовал бы начать говорить и думать без искажения смысла, называть вещи своими именами. Не врать, короче. Самое главное, не врать себе.
— Что-то пока не понимаю. Как это связано с эмпатией?
— Опять же на примерах поясню. В сферах обслуживания, где одни люди делают что-то для массы других, приняты слова-заменители. Вероятно, с целью забыть, что работа идёт с живыми, настоящими людьми. Абстракция помогает выключить сопереживание, понимаешь? Так проще относиться к людям, как к кирпичам. В туризме – это «гости»: «Гости поехали на рыбалку, а мы с вами, продолжаем нашу экскурсию». В информационных технологиях – «пользователи»: «Наши пользователи не разбираются в тонкостях работы компьютера». В медицине – «пациенты»: «Самочувствие пациента удовлетворительно, показатели в норме». Словом-заменителем обозначают обычно потерпевшую сторону. Нацисты даже изобрели целый язык, чтобы скрывать суть. Например, употребляли «окончательное решение еврейского вопроса» вместо «геноцид».
— То есть ты предлагаешь начать с того, чтобы точнее определять вещи и не прятаться за пространными речами и заградительными определениями. Верно?
— Именно так. И в первую очередь следует хорошенько разобрать собственные установки, изучить свои эмоциональные состояния и реакции, потому что ты вместе со всем этим и являешься воспринимающе-оценивающим сосудом, участвующем в процессе сопереживания. С этого следует начать. И тут могут уйти годы.
– Пожалуй. Послушай, что ты чувствуешь сейчас, когда рассказал мне свою версию того как обстоят дела?